Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом - Владимир Козлов

Она в этот момент была необыкновенно возбуждена и без излишней скромности приступила рекламировать свои достоинства:

– А я ведь Иван Романович ещё женщиной могу быть страстной, – кокетливо воспевала она.

– Ну, тебя Ирка, ты как была наглая без стыда и совести, такой и осталась. Начала со старости, а закончила постелью.

– Ой, ой, ой, – ударила она в ладошки. – Ты, что Ванюша не знаешь, что в отношении вас мужчин, мы женщины до самой смерти свои супружеские обязанности можем выполнять? – наседала она на Ивана.

– Женщины может быть, но не бабушки, – отбивался он от назойливой Ирины.

– Вань, я хоть и на пенсии, но младше тебя. Плохим здоровьем не страдаю, и на охоту не только смогу тебя собрать, но и пойти вместе, как раньше. Я тебе пока предлагаю свой уход, а там видно будет. Для меня это тоже своеобразной подпиткой будет. Я привыкла к многолетнему уходу за своим мужем, что все мои заботы за ним превратились в образ жизни. Хотя откровенно сказать я с ним сильно уставала, особенно в последние дни его жизни. Лёни не стало, и мне ежедневно чего – то не хватает. Ты вот часто приглашаешь меня. То укол сделать или спину тебе растереть. Я лечу к тебе на всех парусах. Настроение в этот день у меня нормализуется. Мы ведь с тобой давно едины, только ты не желаешь себе признаться в этом.

Иван Романович хитро прищурился, налил в этот раз в пустой бокал пива и залпом его выпил:

– Так процесс пошёл, вначале ты меня со своими женскими прихотями ознакомила, теперь отождествлять меня с собой начала. Мне это нравится, а как вылечишь меня, что будешь делать? Другого больного будешь искать.

– Бог с тобой Ваня, да я тебе ещё одну болезнь найду, – проникновенно заглядывала она ему в глаза. – Думаешь, я Ваня не знаю, почему ты на пеньке в сквере сидишь, глядя в сторону углового подъезда семейного общежития. Знаю я всё и вижу. Учительницу высматриваешь, которая Серёжку Беду учила. Если ты имеешь планы, на неё какие, то это напрасно. Ты книг много прочитал за свою жизнь, тебя во дворе Мудрым Дедом зовут. А не поймёшь, что если ты её в свой дом приведёшь, то привыкать к ней будешь долго. А ко мне не надо привыкать. Мы с тобой давно привыкшие. Думай Ваня, думай? Не то возьму себе на постой твоего дальнего родственника Жору Хлястика. Он через неделю освобождается, мне его сестра младшая сказала.

Дед на этот раз, не прибегая к стакану, опустошил бутылку с пивом через горлышко и басовито рассмеялся.

– Ты чего зашёлся, как припадочный? – спросила она.

– Вот ему твоя опека будет позарез нужна, – он провёл ребром ладони по горлу, – может и не надолго, но от твоего предложения он не откажется.

Ирина смотрела на Ивана затаённо, не понимая, чем вдруг был вызван его гомерический смех.

– Хватит смеяться, – остановила она его, – будем считать, что шутка не удалась. Пошутила я, думала, ты забеспокоишься, а тебе хрен по деревне.

– Ты Ирина не обижайся, – укротил он свой смех, – Жоржа постигла участь нашего родственника Лимона Балту, – его в живых давно уже нет. А Жора мужчина не плохой, и сидит не по своей вине. Убийство ему пришили, только за то, что ранее судимый был неоднократно. А улики против него одни косвенные были. Отсидел последний раз, где-то восемь лет и заработал себе первую группу по онкологии. И смех мой вызван не твоим высказанным безрассудным предложением, а дикой болью и печалью, за погубленную судьбу Жоржа. И печально то, что никто ответственности за судебную ошибку не понесёт.

– Оригинально ты выражаешь свою печаль, – изумлённо сказала Ирина.

– Африканцы оригинальней меня поступают. Они когда хоронят близкого человека, исполняют джазовые трясучие танцы, которые во времена нашей молодости находились в опале не только у правительства, но и народа. Так – как исполняли эти танцы стиляги.

Внезапно зазвонил телефон, от которого Ирина вздрогнула. Дед рванулся со стула к подоконнику, где лежал телефон:

– Это Серёга точно звонит, – взял он в руку трубку.

– Слушаю!

– Алло Дед! Через десять минут буду, – сказал Сергей.

– Ну вот, говорит, скоро будет, – успокоился Дед, и положил телефон на стол.

– Иван, а почему ты говоришь, что никто не ответит за судебную ошибку?

– Таких поломанных судеб у нас по России знаешь сколько, – сказал он. – И мало кто добивается правды. Страсбургский суд, только может оправдать человека, а туда обращаться, нужны деньги. Ни у Жоржа, ни у его сестёр их нет.

– Это, что – же получается, что любого человека, так могут посадить?

– Ты краски Ирина не сгущай. Помнишь, как говорил Жеглов, что наказания без вины не бывает. Его вина была в том, что собутыльников себе плохих выбрал. Вот и хлебал за это баланду с сухарями несколько лет. Я, конечно, понимаю, что строго с ним обошлись. Такого срока он себе не заслужил. Но в жизни зачастую бывает, что человек из – за своей недальновидности попадает в переплёты, за которые приходится расплачиваться дорогой монетой.

– А что у нас и за недальновидность уже судят? – спросила Ирина.

– За неё судят не только у нас, но и в других странах и давно, с каменного века. Только правильней это называется – не преднамеренное преступление.

– Тебя послушаешь, нас всех сажать уже надо. Я вот тоже в молодости отсидела, так знала за что. А если у меня с окошка ветром горшок с цветами сдуло и попало на голову прохожему, это что – же мне в тюрьму за это идти?

– А как – же, ты должна была предусмотреть вероятность падения и поставить свой горшок в безопасное место, – объяснил Иван.

– Ты Иван совсем, Мудрым стал, ещё выпьешь, как Диоген будешь. Давай я лучше к приходу племянников стол немного реставрирую.

Не успела она произнести, как они с шумом вошли в квартиру. У младшего брата Вовки в руках были пакеты с продуктами, а старший Сергей держал чехол с карабином.

– Держи Иван Романович и владей, – это Сайга, считай, как автомат, – протянул он Деду подарок. – Мы с Вовкой посчитали, что этот подарок будет для тебя лучшим. Всё – таки десяти зарядный карабин, с оптическим прицелом и облегчённый.

– Это же дорогой подарок, – взволнованно произнёс Дед. Он расчехлил карабин, погладил его приклад и вновь засунул его в чехол.

– Спасибо вы меня прямо огорошили этим подарком. Охота на уток уже открылась, сходим с тобой в милицию завтра, зарегистрируем его на меня, и жди нас с тётей Ирой в деревне. Она уже мне с утра все уши прожужжала про охоту. А сейчас давайте за стол садитесь. Мы все здесь спортсмены, отметим праздник, как подобает.

– Кто у вас за рулём? – спросил Дед у племянников.

– Ты Дед хочешь определить, можно ли нам выпивать, – сказал Сергей. – Отвечаю – можно! Вовке до дома идти тридцать секунд, а меня назад Заур повезёт домой. Он не пьёт сейчас. И просит чтобы его называли, как и в детстве Зуритой. Говорит, что с этой кличкой я счастливее был. Но с вином покончил навсегда.

– Давно ли завязал? – поинтересовался Дед.

– После суда, сразу бросил. Ему условно дали три года. С завода упёр пять пачек электродов. Весь суд уморил своим последним словом.

– Что он там такого смешного задвинул? – спросила Ирина.

– Он судье сказал: – Вину осознал полностью, и просил наказать его по всей строгости закона. Не щадя его прекрасной личности. Попросил приговорить его к самому большому сроку, который предусматривает данная статья.

…Прокурор запросил ему один год лишения свободы. Его судья спрашивает, – а почему вы себе запрашиваете срок, больше чем прокурор? – А он ей отвечает: – Но имейте в виду, если мне в тюрьме не понравится, – сразу выпускайте оттуда.

– Что прямо так и сказал? – спросил Дед.

– Слово в слово, – засмеялся Сергей. – Судья женщина его юмор оценила милосердно в три года условно. Он домой после суда пришёл, а в квартире пустота. У жены спрашивает: «Где аппаратура дорогая и мой кожаный плащ? А она ему выдаёт: – В твоём условном сроке». Он её обозвал саблезубой тигрицей, за её два верхних клыка, и пообещал ей, что воровать начнёт снова. Но началом его воровской деятельности будут её золотые цацки и тряпки. Она дура после его слов снесла все свои ценности к своим родителям, не понимая, что Заур пошутил.

– Ладно, хватит про него, – сказал Дед, – знаем мы про все его чудачества, садитесь за стол? Вы меня сегодня удивили и омолодили на десяток лет своим подарком. Давайте дуло ему смажем.

– Иван Романович, вы старым ни когда и не были. То, что Дедом зовут, я считаю это почётно и уважительно! Не забывайте, что пацан считается до семидесяти лет, – сказал Колчак.

– Это Вовка на зоне так считается. Там, если с умом жить, можно сохранить свою молодость и здоровье. А на свободе в наше время трудно сохранить не только здоровье, но и жизнь. Чего там говорить, – махнул Дед рукой, – сам – же недавно убедился.